ЕВГЕНИЙ ЗАУГАРОВ
Содержанье
От
составителя
" От
разговоров с людьми"
Борисоглебск "
Присмотревшись
повнимательнее к пыли,"
"Тот ларёк, где на продажу
были выставлены очень"
" Всю жизнь бы я шёл до
окна,"
" В
зелёную, горячую ванну,"
" Около полуночи. Момент"
" Идёт
поезд,"
" Я
всегда думал, что люблю свою мать..."
Такси
Новый год
" Расскажи мне сказку
печальную "
"
Тени старого города,"
" Под зуд трансформатора
≈"
" Выглянуло
солнце... Как я мог,"
" Окно как цианистый
калий"
" Давно
пора мне научиться"
" Небо успокаивает.
Там"
" После
ссоры с женой,"
" Ночь. Полыханье
газа"
" Ночная
бабочка летает..."
" При печати чёрно-белых
фотографий"
"
Девятиэтажный дом"
" Было время, когда"
" Пора мне
куда-то идти, но лень вставать."
Тёплая осень
" Долго мучился я с трупом
таракана, загоняя"
" Луна своим видом
показывает,"
"
Моя сегодняшняя жизнь"
" Начинается день. "
22 марта 1992
года
Евгений Заугаров. Родился в 1966 году в г.Миассе Челябинской
области. Закончил химический факультет Саратовского университета. Живет в
Саратове. Работает в котельной.
Из огромного корпуса его текстов мне было очень трудно сделать т.н. ╚подборку╩ для этой книги: жалко было оставлять ╚за бортом╩ все остальное, за исключением нескольких, случайных слабых стихотворений (как правило, написанных под чьим-то влиянием).
Евгений Заугаров √ 1) не филолог, пишущий стихи (думаю, понятно, о каком типе поэтов речь), 2) не делатель литературной карьеры (никуда своих стихов не шлет) 3) не графоман.
Он поэт, как сказали бы нелитературные люди, ╚по жизни╩. То, как он видит мир, настолько далеко от заурядного видения, настолько странно, что, я думаю, он √ никогда не будет в моде, и критики не будут ломать копья над его стихами. Это √ странные стихи для странных же читателей, но я абсолютно уверена, что их будет достаточно. ┘
Один раз я поругала пятилетнего ребенка за то, что он все время спотыкается и шлепается, ╚как маленький╩. Аня, сказал он мне, я вот засмотрюсь на собачку или на человека, забуду что я есть √ и падаю. Думаю, читателям этой книги будет понятно, почему я вспомнила этот эпизод.
Собственно говоря, к Евгению подходят все определения ╚классического поэта╩: одиночество, осознание абсурдности бытия (параллельно, разумеется, с временами вспыхивающим ощущением счастья от того же самого бытия) и т.д. и т.п. Можно бы сказать, что он ╚пристально видит мир╩. И то, и другое, и третье, и подразумеваемое десятое будет правдой по отношению к Заугарову √ и вместе с тем ничего не скажет о нем.
Он видит и понимает настолько много, что жизнь его √ и его лирического героя - превращается в пытку: каждая деталь мира так мучительно ощутима, так значима и о столь многом говорит, что это буквально сводит с ума.
Сойти с ума было бы легко, если не одно обстоятельство. Язык Евгения Заугарова совершенно раскован, свободен от корявостей и следов тоскливых потуг на стихосложение, многослоен и обилен √ это-то и делает его стихи не рифмованным дневником, описывающим клиническое состояние автора, а безусловно принадлежностью поэзии. Поэтому можно жить.
Анна Сафронова
От разговоров с людьми
оказавшийся дураком,
выйдешь на
улицу,
где гуляют автомобили.
Ненависть и любовь ≈
это одно и то же,
это симптомы одной
болезни ≈
страха перед людьми.
Набирайся же мужества
перед завтрашним днем.
Каждый
прожитый миг
чему-нибудь да научит.
Совершенно не важно
когда ты умрешь,
потому что от времени
ничего не зависит.
Что я помню? Старый проржавевший
элеватор, съеденные солнцем
крыши, страшные, красные зданья
бывшей компартии. Как подъедешь
к
одному из них, тотчас над крышей
взмоет стая вороноподобных
птиц,
похожих на кускообразный
пепел, что вышвыривают печи,
не переварившие
его...
Встретишься ли взглядом с человеком,
медленно идущим по дороге
(тянет сумка, полная бутылок),
иль с каким-то велосипедистом,
так и
не сказавшим ничего.
Медленно достанешь сигарету
из кармана, выронив таблетку
анальгина. Да и сигарета
что-то плохо тянется, сыра.
Куришь ее
полчаса, вдыхая
большей частью пыль Борисоглебска.
Скоро ночь. На западе ≈ огни.
Говорю, что завтрашняя жизнь
существует только в настоящем
времени, подобно чувству боли.
Боль
напоминает о себе,
так или иначе, постоянно.
Ночью, вытесняемая сном,
обещает возвратиться завтра,
что всегда с успехом выполняет,
жаль,
что не без помощи людей,
на которых не может подняться
шариковая моя
рука.
Присмотревшись повнимательнее к пыли,
накопившейся на
внутренней панели
телевизора, который я купил
десять месяцев назад, я
прихожу
к утешительному выводу, что эти
десять месяцев действительно
прошли.
Нет, я вижу пред собой такую пыль,
по сравнению с которой... я
не знаю,
толщина которой ясно говорит,
что куда там десять месяцев
твоих...
Всё прошло. Не начиналось никогда.
Тот ларёк, где на продажу были выставлены очень
дорогие
коньяки, примерно раза в полтора
превышающие в стоимости те же коньяки,
продающиеся рядом, в продовольственном, закрылся.
Манекены, размещённые в витрине магазина
╚Братислава╩,
расположенного около ларька,
недовольны прекращением торговли коньяками,
солидарны с оштрафованным владельцем магазина.
Манекен, изображающий мужчину, смотрит так,
словно хочет то ли
плюнуть, то ли выругаться матом.
А у бабы под улыбкой (под подобием улыбки)
до поры надёжно спрятаны пластмассовые зубы.
Всю жизнь бы я шёл до окна,
не зная того, что я прожил.
Светила бы где-то луна,
роняя задумчиво на
поверхность ушедшего
прожелть.
Я шёл бы к окну, как ко дну.
И путь мой, ни много ни мало,
подвластен бы не был уму.
Отчаявшись, я б на луну
взглянул, и меня
бы не стало.
В зелёную, горячую ванну,
сняв пушистую шапку, пальто,
бродяга как косточка канул,
и всплеск не увидел никто.
Бери ж ты
зелёное мыло,
ездок на зелёном осле.
Межламповый сумрак унылый,
черти на туманном стекле
весёлые рожи и звёзды,
горящие в потёках
людей,
в потоках различных эмоций,
во рту водяных привидений,
меж
звоном и шипом стёкол
и чёрно-зелёным всплеском
под всенощной карминовой
розой,
свет наливающей фрескам
и чёрную водку в дорогу
любому
бродячему богу.
Около полуночи. Момент
времени, когда струя воды,
выбежав
из крана, не успела
пасть на светло-бежевое дно
раковины. Пыльный
таракан,
чувствуя неладное, несётся
прочь от электрического света.
И
в глазах включающего свет
человека ≈ молния руки,
как ярко-зелёное
растенье.
На полу, частично ≈ на стене
тень шевелит пальцами. Направо ≈
пальцами захватанная дверь,
яркие цветы обоев ≈ кухня
три на три. За
окнами висит
снег, как отраженье занавески,
словно и по эту и по ту
сторону окна ≈ всё тот же снег.
Снег да лампы свет. И заметает
снегом
отражение моё.
Идёт поезд,
идёт поиск
кошачьего трупа.
наверно, глупо
стоять на мосту и
держать потуги
на рвоту. Народу
вокруг до
чёрта.
Становится стыдно.
Мать говорила:
кому охота
смотреть на
тебя,
на дурака? ≈ с неплотно
застёгнутым воротником,
с неплотно
закрытым ртом,
плюнул в грязь.
Я всегда думал, что люблю свою мать...
А тут случайно увидел
на столе
её вставную челюсть.
Я долго не мог понять, что это.
Потом
понюхал и чуть не блеванул.
Я видел ночное такси.
Водитель огни погасил
и мчался под
семьдесят, псих.
Внутри надрывалась цикада.
Спидометр, горя как лампада,
не знал, где укрыться от взгляда
шофёра. Идя под уклон,
машина
взметала крылом
стоящие острым углом
к водителю тени. Металась
огромною кошкой одна из
теней, безуспешно пытаясь
исчезнуть. Машины
оскал
вонзался в кошачий вокал:
╚Ах гад, до чего напугал!╩
Водителя
не было видно.
Торчала какая-то сигма
с рулём и сидением слитно.
Зелёный горел огонёк.
В салоне рвалась из-под ног
педаль. Пассажир,
видно, лёг,
не выдержав тряски, а может
отсутствовал. Было похоже,
что третий отсутствовал тоже.
Тем ярче светила ≈ в упор ≈
луна,
сделав очередь по
трамваям, идущим в депо.
Но, лунным осколком задето,
такси между тем незаметно
выскальзывало из-под света
и вновь в
темноту, когда метр
за метром обманутый спектр
прочёсывал тёмный
проспект.
Тем временем ╚Волга╩ пропала.
Деревья вокруг как попало
клонились к земле. Трепетала
отсиженной мышцей нога.
И утро подняло
рога,
жуя световые стога.
Вечером, сер как зола
и с равнодушием мула
я изучал из
угла
форму стола или стула.
Я предавался зиме.
Лампочки свет излучали
и, привыкая ко
тьме,
долго меня изучали.
Плыло пустое окно
в угол. А после урока
было сухое вино.
Воспоминанье порока
и ожиданье беды
вышли из чёрного хода.
Видимо, это
следы
старого года.
Расскажи мне сказку печальную
о печальном принце и сером
волке,
о печальных лесах, в которых живут зубры,
о печальном небе
оттенка умбры.
Расскажи мне сказку, печальная
дева, рождённая из небытия,
и я причалю к низкому берегу,
на котором историю ту сберегу.
Расскажи ещё о том, кого нет
на улицах, в разнообразии сред ≈
дождевых, пылевых и песчаных ≈
растворённого, как в прописных истинах.
Расскажи мне сказку печальную
о вечерних городах, о мирах
вокзальных
воздушной ночью света,
полной спотыкающихся шагов.
Тени старого города,
деревянного города-сумрака,
утонувшего
в прошлом...
А когда-то здесь бегали отроками
деревянные веки свои
пережившие всуе
старики и старухи.
Деревянная склизь,
деревянные
кости и жилы ≈
моя главная жизнь
и моя колыбель и могила.
Город
памяти мёртвых,
город утро и вечер живущих,
город ≈ день молодеющих,
город сумерки тёмного дерева.
Деревянный мой город
погребальные
носит одежды,
и опущены вежды
в беспощадную чёрную землю.
Под зуд трансформатора ≈
мозги как подшипники ржавые.
Мозги ≈ ротор, череп ≈ статор.
Желудок о чём-то взывает гнусаво.
На столе объедки, остатки водки,
слёзы катятся из глаз сыра,
улыбка на морде солёной селёдки,
остов обглоданный в луже кефира.
За окном, на улице ≈ взгляды помойки,
за нею ≈ завеса туманной
гнили;
обедают нечистью быстрые сойки,
помои за ночь колом застыли.
А дальше пойдёшь ≈ рычанье составов,
где пьянь спускает
последние воды,
визг и скрежет деповских литавр
и перебранка стрелочных
переводов.
Капель раздаётся раскатистым кличем
и в унисон с ней зевает
сторож.
Стеклотарную россыпь исследует нищий.
Холодно утро ≈ холодная
морось.
Скоро накроет рваниной синей,
и задымятся в домах голландки.
Жизнь убегает сходящейся линией,
переночёвывая на полустанках.
Выглянуло солнце... Как я мог,
как я жил до этого ≈ под серым-
серым небом, в духоте земли,
никуда не глядя, не надеясь
ни на что?
Ведь я, скорей всего,
и не помышлял о том, что в мире
существует солнце,
а теперь
думаю о том, что кроме солнца,
в мире нету ничего вообще.
Всё, что я имел несчастье видеть,
мне приснилось. Вся моя пустая
жизнь иссякла, сгинула, забылась,
растворилась в тёплом жёлтом свете.
Вижу магний верхних этажей,
вижу свет на телеграфных вышках,
лает
освещённая собака,
под окном оранжевые люди.
И ≈ какое счастье к ним
спуститься!
┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘............................................
Это
мне когда-нибудь приснится!
Окно как цианистый калий
сближает начало с концом.
Стекла
с покатившейся каплей
коснусь я холодным лицом.
И мой наклонившийся профиль
осветится лампой дневной.
И
всё, что сегодня я прожил,
предстанет как есть предо мной.
И вот она ≈ Слава Господня:
огромное множество лиц,
которых я видел сегодня,
в бумажный сплетается лист.
Печали, сомненья и злоба ≈
все страхи и ужасы дня ≈
сливаются в некое слово,
направленное на меня.
И дух, превратившийся в знаки,
свой образ находит во мне.
И, как карандаш по бумаге,
бежит светотень по стене.
Давно пора мне научиться
смотреть на мир свободней, проще,
как на судьбу, как на реальность.
Пора не обращать вниманья
на
водяные знаки жизни,
поскольку все её купюры
фальшивы: нормы поведенья,
сомненья, страхи, прочий мусор.
Лишь изредка мелькнёт улыбка
и сразу
же даёт возможность
понять, что ты опять ошибся...
Не понимаю, что я
прожил,
но чувствую, что будет дальше.
Сказать, что ничего не светит,
конечно, было бы неправдой,
да и вообще, не стоит думать
о будущем ≈
себе дороже.
Сказать, ну например, о том, что
тоскливо мне и одиноко,
скорее, было бы поблажкой
рассудку, потому что чувства,
что я
испытываю ≈ хуже.
Бывает, выйдя на широкий
проспект, кишащий
разноцветной
людскою массой, я невольно
ловлю себя на чувствах вроде
тех, что испытывал, к примеру,
Джек Потрошитель перед жертвой.
Пора бы к этому привыкнуть,
смириться с этим, постараться
не придавать сему значенья.
Смотреть на небо и молиться.
Не может
быть, чтобы в огромной
вселенной не существовало
чего-то доброго,
чего-то,
во что ещё не стыдно верить.
Небо успокаивает. Там
есть одна звезда, она зовётся
счастьем, я бы так её назвал,
потому что, глядя на неё,
забываешь
обо всём на свете.
Счастье заключается не в том, что
мир перестаёт
существовать,
даже если стал невыносим,
но в приобретении чего-то
нового, прекрасного, а может
быть, существовавшего в тебе
вечно,
только ты не знал об этом.
Человек не помнит, что он счастлив.
Чтобы
вспомнить, надо всё забыть,
даже ту далёкую звезду,
что, скорей всего,
давно мертва.
Да и не особо это важно ≈
есть она на свете или нет.
После ссоры с женой,
После мыслей об этом
по дороге домой,
я увидел тот сгусток
замерзающей грязи и понял ≈
на кого он похож.
Он похож на ребёнка,
вернее ≈ на мёртвое тело
занесённого снегом
ребёнка:
голова провалились куда-то,
конечности были
плотно сжаты.
Мне вдруг захотелось
наступить на него, или нет ≈
растоптать,
размозжить
эту чёртову мумию,
что я и сделал со злобой,
извозив
башмаки.
Ночь. Полыханье газа
на кухне. Около часа
или начало
второго.
Ни звука. Радиолампы
безмолвствуют. Головного
мозга
кристалл сжимают
тьмы мохнатые лапы.
Шершавые сигареты.
Ни звука.
Собаки лают.
Ночь. Думаю, где-то
без двадцати пяти
три. Я хочу пойти
на железнодорожный мост
осмотреть пути.
Там, между белых рельс,
красных сигнальных ламп ≈
васильки, васильки, васильки.
Поезда
поздний рейс,
склады ╚Саратовснаб╩ ≈
глаза мои велики,
будто читаю
некий
перечень грузов: изгарь
всякая, фосфор, нефть,
металлопрокат,
печные
выломки, якоря, переводы
стрелочные. Ночь ≈ порожний
вагон,
загнанный маневровым
тепловозом в тупик. Ночь ≈
лисьи хвосты за Базарным
Карабулаком. Ночь ≈
жёлтое в тёмно-синем,
оранжевое в гробовом.
Ночь ≈ первый автобус.
Деньги при входе. До
подстанции. Остановите.
Ночная бабочка летает...
Всё в этом мире существует
для
утешенья моего.
И за окном моим светает,
и ветер утренний волнует
проснувшееся божество.
Идти куда-то ≈ что за глупость!
На завтрак есть такую гадость!
И с незнакомыми людьми
встречаться, сдерживая грубость,
прощаться,
сдерживая радость
прощанья с ними, чёрт возьми!
При печати чёрно-белых фотографий
как живые в это время, так и мёртвые
получаются примерно одинаково.
На светах они, как правило, чернеют
и
светлеют, соответственно, в тенях.
Завершающий работу переходит
в угол комнаты, где должен находиться
вы
ключатель, и включает белый свет,
и сливает в калиброванную колбу
проявитель, и выбрасывает пробники.
Их скопилось на столе довольно много.
Из отдельных что-то можно
разглядеть.
На других изображение засвечено.
Осознав, что нужно сделать,
он их комкает
и со злобою сжимает в кулаке.
А потом в зелёной ванне лаборант
видит несколько готовых отпечатков
и
внимательно рассматривает их:
говорят, что если кто-то умирает ≈
изменяется его изображенье.
Девятиэтажный дом
ярко освещенный солнцем
средь
безоблачного неба.
У его подножья люди
ходят, чувствуя усталость,
смотрят на
автомобили.
Вот беседа двух старух
на скамейке возле дома.
Свет сюда
не попадает.
Закрывающий ворота
сторож пять минут назад
тихо вышел из
сторожки.
Если он пойдет домой,
то уж точно встретит в парке
неожиданную жизнь.
Повстречает то, что он
никогда еще не видел,
или видел
только в профиль.
1.
Было время, когда
я лежал в темноте
под дощатым
навесом,
заменившим собой
потолок в магазине.
Дело было зимой.
Я
испытывал холод.
Помню черный свой свитер.
Можно было пойти
среди ночи на кухню.
Под горячей водой
греть замерзшие руки.
Или к двери входной
прислониться щекой
и сквозь щели
вдохнуть
запах улицы, ночи,
запах скорой весны.
2.
Я считаю хорошим
то, к чему я привык,
и особенно
то, что
продиктовано чувством
равнодушья, покоя.
Всё не так уж и плохо.
Я могу быть спокоен.
Можно
что-нибудь сделать.
В этом я убедился
две минуты назад.
3.
Возвращаясь домой,
нужно думать о серой
неизвестной
равнине,
посредине которой
полыхает огонь.
Ярко-красное пламя,
выделяясь на сером,
привлекает
вниманье.
Можно вечно смотреть.
Никогда не забыть.
Пора мне куда-то идти, но лень вставать.
Тетрадку с отдельными
строчками куда девать?
Видишь, что я не могу подняться с кровати
и
повторить слова, сказанные случайно.
Эти слова для тебя сущий бред,
а для меня вообще так дерьмо.
Но в темноте они выглядят не иначе
как содержимое саксофона ≈ золотое
дерьмо.
А сегодня на ум ничего не идет,
кроме лжи. У меня такое
ощущение, что я сделал всё, что мог,
больше моя голова не может
переварить.
Встать и уйти помешала усталость,
что мне ещё оставалось?
Я никогда не узнаю, что выбрать.
Осень как тухлая рыба...
Эти слова
я твержу про себя:
в окнах напротив семья
только что, видно, закончила
ужин,
свет в ванной комнате включен.
Мальчик открыл и закрыл
холодильник...
Сумерки. Несколько синих
звезд появилось над
радиомачтой...
Трудно сказать однозначно ≈
может и поздно мне думать о
выборе.
Так понимаю, что прибыли
это не даст, но осталась уверенность
в том, что в какое-то время
явится кто-нибудь и обязательно
скажет:
╚всё правильно╩.
Долго мучился я с трупом таракана, загоняя
его с помощью струи
воды в отверстие сливное.
Нужно было подтолкнуть его мизинцем, чтобы он
наконец-то отделился от поверхности фаянса.
Но я брезговал коснуться его
крыльев и надкрыльев,
особливо ≈ волосатых его ножек и усов.
Мне как
будто доставляло удовольствие возиться
с этим трупом, что под действием
физических законов ≈
кориолиса и смачиванья ≈ снова устремлялся
всё
куда-то не туда. И там, конечно, прилипал┘
Наконец-то он исчез. Одним
поганцем стало меньше┘
Это шоу продолжалось минут десять, я засёк.
Луна своим видом показывает,
что не было тех миллионов лет,
в течение которых она
из бесформенной каменной глыбы
превращалась в
шар┘
Если подойти к луне
на близкое расстояние,
можно оглохнуть от
грохота,
происходящего вследствие
её перемещения во вселенной.
С
поверхности земли
мы глядим на луну,
будто на фотографию.
Моя сегодняшняя жизнь
была полна неясных планов,
...дурных
предчувствий...
Всё, слава Богу, обошлось,
и ночь пришла. Я даже не
заметил, как она пришла,
и мы остались с ней вдвоём.
И вот... Как ты
прекрасна, ночь,
какая нежность...
в безлюдных улицах твоих.
Ночь,
не кончайся никогда,
свет, не включайся никогда,
печаль, не гасни
никогда
Начинается день.
Всё вокруг, как недобрая весть.
И
спросонок ≈ сирень
на обратной поверхности глаз.
Блики солнца пускаются в пляс,
всё мертвеет вокруг.
И я
чувствую: где-то во лбу
свой аммониев рог.
И в отбросившем тень
от меня свете старых стихов
я гремлю
разводным,
ремонтируя водопровод.
Остаётся каких-то там семь
или восемь часов...
Я уже
захирел,
мысли собраны в жирный пучок.
Здесь, в комнате, так тихо в этот час,
что слышно, как покалывает печень.
На фоне мира выделиться нечем ≈
ни ликом бледным, ни сияньем глаз.
Но и закрыв глаза, не перестать
быть частью мира, твёрдою, нетленной,
и не спасёт ничто. Во всей вселенной
останется лишь ручка и тетрадь.